ПЕРСОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И СЕТЕВАЯ КУЛЬТУРА

Научная статья
DOI:
https://doi.org/10.23670/IRJ.2017.56.090
Выпуск: № 2 (56), 2017
Опубликована:
2017/02/15
PDF

Ивушкина Е.Б.1, Кушнир И.Б.2, Самоделов А.Н.3

1Доктор философских наук, профессор,

2Кандидат экономических наук, доцент,

3Старший преподаватель,

Институт сферы обслуживания и предпринимательства (филиал) Донского государственного технического университета

ПЕРСОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И СЕТЕВАЯ КУЛЬТУРА

Аннотация

Глобальная информационная сеть Internet – это единое информационное пространство, проекция реального пространства, в котором объединены существующие на сегодняшний день телекоммуникационные и информационные сети. В статье предлагаются меры по оценке состояния информационной среды общества, которое оказывает весьма существенное влияние на целостность персональной идентичности, состояние психики людей, стереотипы их поведения в обществе, на их моральные нормы, нравственные критерии и духовные ценности.

Ключевые слова: идентичность, персонализация, интернет, сетевая культура.

Ivushkina E.B.1, Kushnir I.B.2, Samodelov A.N.3

1PhD in Philosophy, Professor,

2PhD in Economic, Associate Professor,

3Senior teacher

Service and Entrepreneurship Institute (branch) of the Don State Technical University

PERSONAL IDENTITY AND NETWORK CULTURE

Abstract

Global information network “the Internet” is a single information space; it’s the projection of real space, which combines all currently existing telecommunications and information networks. The article suggests a number of assessment measures of the state of information environment in a society, which has a very significant impact on the integrity of personal identity, people's mental health, on stereotypes of behavior, on moral norms, standards and spiritual values.

Keywords: identity, personalization, Internet, network culture.

Этимология понятия «идентичность» восходит к позднелатинским основам «identifico» (отождествляю) и «identicus» (тождественный, одинаковый). В современных научных исследованиях трактовка термина «идентичность» корреспондирует с феноменом интроспективно понятой групповой и этнической референции. Механизмами формирования идентичности могут быть как рационально вербализуемые, так и внерациональные процессы самоопределения и постижения другого через совпадение ценностей.

Э. Эриксон рассматривал идентичность как процесс, находящийся как в центре самого индивидуума, так и в центре его общественной культуры [1, С. 10-12]. По мнению Э. Эриксона, во время Второй мировой войны «идентичность» как термин клинический применялся по отношению к участникам военных действий, которые, попав в экстремальные условия войны, утратили контроль над собой [1, С. 15-16]. Таким образом, чувство идентичности может осознаваться только в ситуации кризиса, когда возникают затруднения в самоопределении, когда идентичность противоречит образцам в результате столкновения позитивной и негативной идентичности, а также в ситуации положительного переживания собственной идентичности. В других случаях идентичность является неосознанной. Именно поэтому, считает Эриксон, оптимальное чувство идентичности, равно как и сама идентичность (в отличие от ее кризисов), с трудом поддается исследованию и на настоящий момент изучено весьма слабо [1, С. 20].

Э. Эриксон писал о том, что в оптимальном состоянии чувство идентичности переживается просто как чувство психосоциального благополучия. Человек осознает свою идентичность, только переживая ее кризис [1, С. 25-26]. Этничность не создается «сверху», не задается человеку путем подключения его в систему общественных связей, не формируется целенаправленно, поэтому этническая идентичность сохраняется устойчивее какой-либо иной идентичности, оставаясь последним бастионом человеческого в человеке.

Ч. Тэйлор акцентировал внимание на ведущей роли процедуры признания или отвержения нас другими [2, С. 26-28] в формировании идентичности. Ведь если самообраз, который отдельный индивид (или группа) получили от окружающего их сообщества, является для них ущербным, тогда это может стать пусковым механизмом страданий от их действительного унижения. Вот почему основной компонентой «идентичности» является та или иная группа, с представлением образа которой связывает себя индивид, так называемая «своя группа» с присущей ей эмоциональной окрашенностью отношений. В свою очередь социальной идентичности присущи ряд форм (региональной, конфессиональной, гендерной, этнической, политической и проч.), которые  являются одной из важнейших составляющих культурного единства.

Потеря политической и партийной идентичности советского прошлого актуализирует значимость изучения различных форм идентичности в современной России. В научных исследованиях постперестроечного периода в Российской Федерации отмечается возрождение «утраченной идентичности», так называемой «первичной идентичности», когда на первый план в самоопределении человека выходит этническая идентичность (этничность) [3, С. 150]. Но для русского населения страны отмечается вопреки росту этнической солидарности, наблюдается кризис идентичности, который проявляется в аполитичности и  разобщенности.

В 60-х годах Н. Хенигсвальд провел систематическое изучение вопроса о языковом самосознании, предложив назвать его «народным языкознанием», начав тем самым исследования в области, которая до сего времени остается еще малоизученной [4, С. 18].

Чертами народного самосознания современные исследователи относят неверифицируемость народных высказываний о языке, преобладание оценочной компоненты. В том случае, когда осознание традиционных текстов невозможно отделить от осознания, как языковых выражений, так и способностью их интерпретирования, мы имеем дело со специфической областью народного самосознания, которую С.Е. Никитина назвала «народной герменевтикой» [5, С.37]. Народная герменевтика совместно с народным языкознанием и  фольклористикой образуют народную филологию, которая в свою очередь обладает своим метаязыком (терминологией) и метатекстами (устными в подавляющем большинстве).

Избирательность народного языкознания приводит к тому, что, будучи в целом универсальным объектом, в то же время и тип языка и языковые данные могут быть стимулятором привлечения особого внимания индивидов - носителей народной культуры к какому-либо одному феномену. Например, языковое самосознание может найти свое отражение в фольклорных формах посредством того, что нормы речевого поведения становятся темой многих пословиц, поговорок и частушек. Обостренным языковое самосознание становится в ситуациях неблагополучия контакта и противостояния культур, когда культура языка попадает в зону особого внимания его носителя. В этом случае этническое самосознание народа опирается на представления памяти о прошлом, которые зачастую отличны от фиксированной в письменных источниках культурной памяти. Так языковое сознание находит реализацию в речевом поведении, которое включает в себя как неосознанное так и осознанное, грани между которыми индивидуальны и ситуативно обусловлены.

Способом изучения системности образа мира может стать  ассоциативный эксперимент с целью выявления ядра языкового сознания, представляющего собой единицы семантической сети с наибольшим числом связей друг с другом. Так, русским свойственна своеобразная планетарность мышления, выразившаяся в том, что человек соотносится с такими явлениями, как земля, космос, вселенная. Родной язык играет этноидентифицирующую роль по принципу «свой – чужой».

В любом языке неизбежными являются заимствования. Под влиянием контактов с другим языком происходит пополнение лексического инвентаря, изменения языковой системы.

На языковое развитие оказывают воздействие и экстралингвистические факторы, среди которых электронные средства общения, первоначально использовавшиеся главным образом в коммуникации массовой, публичной, в последствии – интерперсональной. При этом возрос не только диапазон её распространения, но и скорость прохождения; усиленная внутриэтническая и межэтническая миграция населения; социально-политические и экономические изменения на рубеже 80-90-х годов прошлого века привели к смене  терминологических систем – от русскоязычной к англоязычной.

Возникновение всемирной, преимущественно англоязычной, информационной сети содействовало укреплению положения английского языка, массированному потоку англоязычных заимствований. По мере ускорения процесса интеграции и глобализации мирового пространства этноязыковые конфликты не только не ослабевают, но зачастую и усиливаются [6, С.129]. Опасности, возникающие при этом, сводятся к тому, что могут быть нарушены внутренние закономерности языка, а он сам, как и его носители будут отнесены на периферию современной цивилизации.

Информатизация, формируя единое мировое информационное пространство, создает возможности для контроля над массовым сознанием, манипулируя им во внутренней политике, что также ведет к размыванию идентичности.

Значимость категории пространства обусловлена актуализирована в современном научном дискурсе в науках об обществе и человеке. Распространение новых возможностей коммуникации через интернет создает особое сетевое пространство, в котором погруженные в него  пользователи Сети общаются без границ и без ограничений, в том числе и цензурных. И если пространство семиосферы предопределяет как условие общения различия между культурами, то современное инфокоммуникационное пространство, само продуцирует правила и способы общения, обязывая культуры реализовываться на этом новом языке. Трендом в общемировом общении выступают интегративные языковые тенденции. Результатом такого процесса становится подчинение всех языков тому, который (в силу политических, научно-технических и других условии) в наибольшей степени способен распространить себя.

Индивидуальная модернизация – процесс не менее драматический, чем социальная. Ценностный комплекс культурного потребительства, или «консюмеризма», оппозиционный по отношению к ориентации на «успешность» и социальную активность, является культурным механизмом инновационной регуляции. Сила его влияния объясняется присущей ему способностью создавать иллюзию изменения, фрагментации времени, а также защищать человека от «террора времени», переживаемого как неконтролируемый разумом страх перед неизвестностью будущего, быстротечностью жизни. Консюмеризм придает высокую ценность обустройству быта, формирует мировоззрение, жизненный опыт потребителя, определяя псевдопотребности, одинаковые у всех людей. При этом ценности консюмеризма регулируют не столько процессы осуществления индивидуального и личностного начал, социальной активности человека, сколько заключают его существование в пространство социального контроля. И если индивиды, проживающие в странах с развитой экономикой, имеют высокую степень удовлетворенности базовыми потребности, то для индивидов  незападного мира этот показатель имеет низкую степень. Отсюда следует, что по сути неактуальные для западного мира навязчивые призывы рекламы сталкиваются с невозможность осуществления, что порождает чувство зависти и ущербности.

Есть определенные сферы общения, где некритическое восприятие информации является условием коммуникации (в максимальной степени религиозный и художественный дискурс, в значительной мере массово-информационный, рекламный, политический и педагогический дискурс, в меньшей мере обиходный дискурс, в минимальной степени научный, юридический и деловой дискурс). Весьма интересной представляется лингвокультурная разработка концептов с позиций их значимости для определенной концептосферы в отношении такого явления культуры как «иммунитет культуры».

В последнее время все чаще мы говорим о сетевой культуре, которая неразрывно связана с технологическими концепциями обеспечения повсеместного и удобного сетевого доступа по требованию к общему пулу конфигурируемых вычислительных ресурсов (например, сетям передачи данных, серверам, устройствам хранения данных, приложениям и сервисам как вместе, так и по отдельности), которые могут быть оперативно предоставлены и освобождены с минимальными эксплуатационными затратами. Появляются, так называемые, облачные технологии распределённой обработки данных, в которых компьютерные ресурсы и мощности предоставляются пользователю как интернет-сервис, в некотором смысле рабочая площадка в интернете, а точнее на удаленном сервере. Кто имеет доступ к файлам – неизвестно. Незащищенность с точки зрения политики и энергетическая незащищенность.

Персональная идентичность размыта или отсутствует. Создается образ аккаунта, игрока, социальной группы и т.д. Создается некое впечатление. Но при этом можно продать адрес электронной почты, аккаунты; можно менять правила поведения. На этом основании персонализация «закрыта».

Internet трансформировал культуру общения между людьми в целом. Возрастающие тенденции распространения Internet, формирование открытого пространства, трансформация личности в Internet-социуме, конструирование новых социальных практик и элементов коммуникации, виртуализация социальных институтов, – все эти и другие факторы во многом обусловливают структуру информационного поля, которое строится в виртуальной плоскости и деформирует традиционные средства коммуникации в Internet-средства.

Смена типов коммуникации, связанная с преобладанием визуального начала в трансляции информации, наводит на мысли о том, что человечество движется к линии внешней простоты в культуре, освобождаясь тем самым от переизбытка и сложности ценностно-смыслового багажа цивилизации, накопленного столетиями. Внимание учёных привлекают также такие проблемы, как скупость и мимолётность межличностного взаимодействия, перемещение общения в область сознания посредством погружения человека в виртуальную реальность и вытеснение из его сознания жизненных ценностей.

Информационно-коммуникативное пространство современной социокультурной системы является характеристикой сетевой культуры, которая складывается стихийно и спонтанно. В основе сетевой культуры – разноуровневые контакты людей, их нелинейные взаимодействия. Сетевая культура – это культура, сформированная и на знании, и на виртуально-мифологическом сознании.

В работе Астафьевой О.Н. «Синергетический дискурс современных информационно-коммуникативных процессов» [7, С.421-422] можно найти определение сетевой культуры как особой системы структурных взаимодействий в культуре информационного общества, становление которого во многом связывается с особой ролью информации, расширением коммуникативных взаимодействий, осуществляемых людьми посредством современных информационных технологий.

Включение человека в процесс создания, хранения, обработки и передачи информации вносит изменения в его воображение, поведение в реальном мире, выражение эмоций, развитие памяти. Одним из основных отрицательных результатов изменения принципов коммуникативной деятельности людей в реальном мире является разрушение субъектности.

Человечество стремится к распространению по всей планете единой информационно-коммуникативной сети Internet, но на самом деле каждый старается создать свой собственный мир, замкнувшись в себе и ограничив формы своей социальности.

Общение в сети Internet привлекает нейтральностью и безоценочностью, отсутствием социальных последствий. Напротив, распространение сети Internet ограничивает развитие деятельных способностей человека, приучает его к симуляции и человек теряет базовую потребность в общении. Французский философ Бодрийяр Ж. охарактеризовал воздействие на человека виртуальных коммуникаций как «ослабление хватки реального через эксцесс видимостей реального» [8, С.121]. Привлекательность виртуального общения Бодрийяр Ж. связывал с поиском недостающего измерения, сокращающего дистанцию между реальностью и её двойником [8, С.127].

На наш взгляд, эти и многие другие противоречия иллюстрируют согласованность современного человека со временем, в котором он живёт, с веком бифуркации. На сегодняшний день сеть Internet – это глобальная самоорганизующаяся система, саморазвивающийся и разрастающийся гипертекст. Создание человеком этой динамичной информационно-комунникационной среды ознаменовало своеобразное начало в развитии информационной культуры. С изменением объективных и субъективных условий коммуникации связано изменение ценностных ориентиров, как общесоциальных, так и индивидуальных.

Список литературы / References

  1. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. / Э. Эриксон. – М.: Флинта, 2006. – 342 с.
  2. Taylor C. The Politics of Recognition // Multiculturalism. Examining the Politics of Recognition / Ed. Gutman A. – Princeton; New Jersey, 1994. – P.25-73
  3. Попова О.В. Особенности политической идентичности в России и странах Европы / О.В. Попова //Полис. – 2009. – №1. – С. 143-157.
  4. Hoenigswald H.M. A proposal for the study of folk-linguistics / H.M. Hoenigswald // Sociolinguistics: Proceedings of the UCLA Sociolinguistic Conference 1964. – Mouton, 1966. – P. 16-26.
  5. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. / С.Е. Никитина – М.: Наука, 1993. – 187 с.
  6. Нещименко Г.П. Заимствования как проявление культурно–языковых контактов и их функционирование в языке-реципиенте / Г.П. Нещименко. // Встречи этнических культур в зеркале языка. М.: Наука, 2002. – С. 121-151.
  7. Астафьева О.Н. Синергетический дискурс современных информационно-коммуникативных процессов. / О.Н. Астафьева. // Синергетическая парадигма. Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного знания. – М.: Прогресс–Традиция, 2004. – С. 419-443.
  8. Бодрийяр Ж. Пароли. От фрагмента к фрагменту [пер. с фр. Н. Суслова]. – Екатеринбург: У-Фактория, 2006. – 200 с.

Список литературы на английском языке / References in English

  1. Erikson E. Identichnost: yunost i krizis [Identity: Youth and Crisis.] / E. Erickson. - M.: Flinta, 2006. - 342 p. [In Russian]
  2. Taylor C. The Politics of Recognition // Multiculturalism. Examining the Politics of Recognition / Ed. Gutman A. – Princeton; New Jersey, 1994. – P.25-73
  3. Popova O.V. Osobennosti politicheskoy identichnosti v Rossii i stranakh Evropy [Features of Political Identity in Russia and Europe] / O.V. Popov // Polis. - 2009. - No.1. - P. 143-157. [In Russian]
  4. Hoenigswald H.M. A proposal for the study of folk-linguistics / H.M. Hoenigswald // Sociolinguistics: Proceedings of the UCLA Sociolinguistic Conference 1964. – Mouton, 1966. – P. 16-26.
  5. Nikitina S.E. Ustnaya narodnaya kultura i yazykovoye soznaniye [Oral Folk Culture and Language Consciousness] / S.E. Nikitin - M.: Nauka, 1993. - 187 p. [In Russian]
  6. Neschimenko G.P. Zaimstvovaniya kak proyavleniye kulturno–yazikovykh kontaktov i ikh funktsionirovanniye v yazyke-retsipiente [Borrowings as an Expression of Cultural and Linguistic Contacts and their Functioning in the Recipient Language] / G.P. Neschimenko. // Vstrechi jetnicheskih kul'tur v zerkale jazyka [Meetings of Ethnic Cultures in the Mirror of the Language]. – M.: Nauka, 2002. - P. 121-151. [In Russian]
  7. Astafieva O.N. Sinergeticheskiy diskurs sovremennykh informatsionno-kommunikativnykh protsessov [Synergetic Discourse of Modern Information and Communication Processes] / O.N. Astafieva. // Sinergeticheskaja paradigma. Kognitivno-kommunikativnye strategii sovremennogo nauchnogo znanija [Synergetic Paradigm. Cognitive and Communicative Strategies of Modern Scientific Knowledge]. – M.: Progress-Tradition, 2004. - P. 419-443. [In Russian]
  8. Baudrillard J.Пароли. Ot fragmenta k fragmentu [Passwords. From Fragment to Fragment] [trans. from French by N. Suslov]. - Ekaterinburg: U-Faktoriya, 2006. - 200 p. [In Russian]