ЗООМЕТАФОРЫ-ИНВЕКТИВЫ ВО ФРАЗЕОЛОГИЗМАХ ЧАМАЛИНСКОГО ЯЗЫКА

ЗООМЕТАФОРЫ-ИНВЕКТИВЫ ВО ФРАЗЕОЛОГИЗМАХ ЧАМАЛИНСКОГО ЯЗЫКА

Научная статья

Алиева З.М.^*

ORCID: 0000-0001-8234-5202,

Институт языка, литературы и искусства Дагестанского федерального исследовательского центра Российской академии наук, Махачкала, Россия;

Северо-Кавказский институт Всероссийского государственного университета юстиции, Махачкала, Россия

* Корреспондирующий автор (alieva_zm[at]mail.ru)

Аннотация

В статье рассматривается зоометафорическая и фразеологическая инвективная лексика, представляющая фрагмент языковой картины мира чамалинцев. В структуру инвективной лексики входят негативно-оценочные семы, в связи с чем она употребляется носителями языка с инвективной интенцией. В дагестанском языкознании мало работ, посвященных инвективной лексике дагестанских языков. Разработка же этих вопросов в языках андийской подгруппы аваро-андо-цезской группы и вовсе не проводилась. На основе общеисследовательских и собственно лингвистических методов автором впервые выявлены и проанализированы отдельные зоометафоры-инвективы и инвективы-фразеологизмы бесписьменного чамалинского языка, зафиксированы такие характерные для чамалинских инвектив семантические признаки, как глупость, пустословие, болтливость, нечистоплотность, лень, воровство, обжорство и т. д.

Ключевые слова: бесписьменный чамалинский язык, инвективная лексика, фразеологизмы, зоометафоры, семантические признаки, тематические группы.

ZOOMETAPHORS-INVECTIVES IN THE PHRASEOLOGICAL UNITS OF THE CHAMALAL LANGUAGE

Research article

Alieva Z.M.^*

ORCID: 0000-0001-8234-5202,

Gamzat Tsadasa institute of language, literature and art of the Dagestan Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences, Makhachkala, Russia;

North Caucasus Institute of the All-Russian State University of Justice, Makhachkala, Russia

* Corresponding author (alieva_zm[at]mail.ru)

Abstract

The article deals with zoometaphoric and phraseological invective vocabulary, which represents a fragment of the linguistic worldview of the Chamalal people. The structure of invective vocabulary includes negative-evaluative semes, in connection with which it is used by native speakers with an invective intention. There are few works in Dagestan linguistics devoted to the invective vocabulary of the Dagestan languages, while the development of these issues in the languages of the Andic subgroup of the Avaro-AndIc-Tsez group was completely absent. On the basis of general research and linguistic methods, the author for the first time identifies and analyzes individual zoometaphors-invectives and invectives-phraseological units of the unwritten Chamalal language, recorded such semantic features characteristic of Chamalal invectives as stupidity, empty-mouthedness, talkativeness, uncleanness, laziness, theft, gluttony, etc.

Keywords:purely verbal Chamalal language, invective vocabulary, phraseological units, zoometaphors, semantic features, thematic groups.

В культуре каждого народа обнаруживается отражение древних верований в образах животных, что со временем служит основой для переноса названия животного на человека. В итоге образы получают дополнительную концептуальную нагрузку, становясь, по существу, образами-символами, в которых закодированы основные представления социума о внешних и внутренних особенностях человека, его характере, интеллекте и пр.

Термин «инвективные слова и фразеология» в лингвистике используется, когда речь заходит о фразеологизмах и паремиях, применяемых в эмоционально-окрашенной лексике для бранной, оскорбительной речи [4], [5], [10], [11]. «Инвектива» (от лат. «invectivaoratio» – бранная речь) – это «резкое выступление против кого-либо, чего-либо; оскорбительная речь; брань, выпад» [2, С. 304].

Мы рассматриваем инвективные зоометафоры, представляющие собой один из разрядов инвективной лексики и одну из семантических групп зоонимных /зоонимических метафор, а также инвективы-фразеологизмы, с позиций актуальных направлений современной лингвистики и в контексте их бытования в живой речи.

Зоометафоры-инвективы активно используются носителями чамалинского языка при выражении негативной оценки. А это еще одно доказательство того, что данные лексемы обладают большим негативным оценочным потенциалом и являются одними из самых частотных таксационных оборотов речи независимо от возрастной и социальной принадлежности говорящих. Чамалинцы используют часть зоометафор и при положительной оценке собеседника. Ср.: хIайма^н – «скотина» – применяется, когда речь идет о мягком, молчаливом человеке; бугъа – «бык» – лексема характеризует крепкого, здорового мужчину; гьаниха – «годовалый теленок» и лъеди – «теленок» – используется при оценке мягкой и нежной, безропотной женщины; гъалбацI – «лев» и бацIа – «волк» – это олицетворение силы, смелости, храбрости и отваги, гегв «кукушка» – о женщине со звонким голосом, гъва^нца «комолый козел» – когда речь идет о добряке и т. д.

Устный опрос среди чамалинцев, проведенный нами во время летней экспедиции в с. Верхнее и Нижнее Гаквари Цумадинского района, показал зависимость значения индекса инвективности от самых разнообразных факторов респондентов, в том числе гендерных, возрастных, социальных, географических и культурологических, а также помог выявить факт подвижности лексемы на шкале инвективности. По данным опроса, самыми распространенными оскорблениями в адрес мужчины оказались лексемы «свинья – скотина – осёл – собака». Данная группа слов, во-первых, являет собой пример инвективов, выполняющих экспрессивную функцию, во-вторых – актуализирует в сознании произносящих отрицательные характеристики, такие как: «глупость», «низкий интеллектуальный уровень», «твердолобость», «тупость», «упрямство», «нечистоплотность» и т. д.

В «женских» зоометафорических названиях наиболее частыми оказались инвективы, представляющие собой родовые соответствия к вышеуказанным «мужским»: «скотина», «свинья» и «собака». Это подтверждает активность использования в чамалинском языке гендерных зоометафорических пар, посредством которых в сознании говорящих актуализируется представление о таком негативно оцениваемом качестве, как «низкий интеллектуальный уровень».

Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что зоометафоры являются частотными экспрессивными образованиями, которые используются говорящими в процессе общения главным образом с отрицательным смыслом. Ср. зоометафоры о человеке: насIсI «вошь» (ничем не примечательный), залача «глист» (худой, костлявый), беча «змея» (подлый, скверный, отвратительный), у^нча «курица» (глупый, тупой, бестолковый), берекв «петух» (франт, выпендрежник, пижон), чIута «козел» (тучный, упитанный, медлительный), ачиргъа^н «сорока» (болтун, трепач), гьекIвад «мышь» (нехороший, неприятный), болъо^н «свинья» (неопрятный, неряшливый, нечистоплотный), амах «осёл» (непослушный, строптивый, упрямый), амах «ишак» (ругательство широкой семантики) и т. д.

Из приведенных примеров видно, что самыми распространенными среди зоометафор являются номинации, возникшие на базе именований собственно животных и птиц.

На основе анализа имеющегося языкового материала удалось выявить следующие тематические группы: 1. «Характеристика внешности человека» – муса «бык» (крепкий, здоровый, сильный),амах «осёл» (тощий, костлявый, ушастый, ослиные уши), пил «слон» (верзила, толстяк, огромный, большой), барт «жеребец» (здоровый, крупный), гамуш «буйвол» (верзила, толстая, крупная, одетая без вкуса),болъо^н «свинья» (грязная, неопрятная, неряшливая, жирная), иша «кобыла» (крупная особь женского пола) и др.;

2. «Характеристика мужчины и женщины» –сā «лиса» (ушлость, хитрость, ловкость, лукавость, изворотливость),болъо^н «свинья» (нечистоплотность, хамство, грубость, жадность, нахальность, бессовестность),берекв «петух» (задиристость, самодовольство, драчливость, заносчивость), у^нча «курица» (тупость, истеричность, глупость, безвольность, недалекость, ограниченность и узость ума), амах «осёл» (тупость, глупость, леность, упрямство, несговорчивость, упёртость), и^нха «овца» (тупость, покорность, ограниченность, простодушие, бестолковость, бесполезность, глупость, медлительность) и др.

В чамалинском языке так же, как и в близкородственном аварском [12. C. 110–111], для оскорбления человека, его принижения, очернения используются фразеологизмы с экспрессивно-оценочной окраской или инвективы-фразеологизмы. Инвективную лексику чамалинцы применяют для осуждения, порицания болтливости, воровства, глупости, жадности и лени человека. Ее использование зависит от пола и рода деятельности людей.

С точки зрения структуры, в зоометафорах-инвективах вычленяются как отдельные слова: муса «бык», гамуш «буйвол», барт «жеребец», болъо^н «свинья», амах «осел», ссумача «улитка», так и словосочетания с зоонимным компонентом, в том числе и фразеологизмы: амахулI мигъа «ослиный хвост», амахулI аннабе «уши осла», сāвлI боч «шкура лисы» (хитрец, пройдоха), ссумачулI маш «сопли улитки» (лежебока), вогьа-тIорналаб – «дятел» (стукач, сплетник), сIсIиналIулI боч «шкура козленка» (трус – о несамостоятельном человеке), гьекIвад цанаб «доящий мышь» (о жадном человеке), мусулIкIасс гьачIе игьла «вылупить глаза» (букв. делать глаза как у быка), синалIукIада кIēла «прицепиться» (букв. липнуть как клещ) и т. д.

В чамалинской языковой картине мира человек по-разному, в зависимости от интонации и окраски, реагирует на слова, произнесенные в свой адрес, а бранная лексика вызывает исключительно нравственную и эмоциональную реакцию.

В первую очередь, как отмечено в научной литературе, в основу инвективного общения ставится «стремление понизить социальный статус адресата или уровень его самооценки, нанести моральный урон. Во вторую очередь, через оскорбление и обиду может преследоваться практическая цель – добиться изменения поведения человека» [3, С. 23].

Чамалинцы для оскорбления человека и принижения его социальной значимости используют зоонимы-инвективы с указанием на внешние недостатки, умственное и физическое развитие, нравственный уровень, гендерные признаки и т. д., например: захъуб ӯча – «слепой» (букв. «слепая курица»); бечIатIуб къвагъа^н – «белоручка» (букв. «черная ворона»); болъаналI боч «шкура свиньи», капураб болъо^н – «тухлая свинья»; хвайлI мигъа – «собачий хвост»; амахулI мигъа – «никчемный человек», «не стоящий» (букв. «хвост осла»); амахулI боч – «о тупом, упрямом человеке» (букв. «шкураосла»); хорлIадикIада «как черепаха (медлительный)», сIсIиналIулI боч «шкура козленка» и т. д. (Ср.: ГамушулI чIамулI вулIудакIā погов. букв. «Как вышедший из рога буйвола» (так говорят о необразованном и малосообразительном человеке); ЧIетIулI йакIвачIанисс гьадам пугливый (боязливый) человек (букв. «Сердце кошки имеющий человек»); Эгьи – берекв, гьекьа^н – у^нча погов. «Дома хорохорится, а на улице тушуется» (букв. «Дома – петух, на улице – курица»); Эгьи – чалалIв, гьекьа^н – сIсIиналIв погов. «Дома – герой, а на улице – трус» (букв. «Дома – козёл, а на улице – коза»); ЧIетIвлъа – махсара, гьакIвадлъа – балагь погов. «Коту – шутка, мышке – беда (несчастье)» (так говорят о быстро обижающемся человеке)).

Чамалинцы используют также зоометафоры-инвективы «содержащие, как правило, негативные оценки адресата речи и грубую экспрессию неодобрения, пренебрежения» [7, С. 100]. Например, акъраб – «фаланга» (языкастая женщина), бугъа – «бугай» (ирон. молодец), сIсIехъва – «полукастрированный самец (бык, баран, козёл)» (трус), хIайма^н – «скотина», и^нха – «баран, овца», берекв – «петух», чIута – «козел», амах – «осел»; чиба – «сука», хвāй – «собака», болъо^н – «свинья», лъеди – «теленок», беча – «змея», аздагьв – «дракон», йевлI йагь – «кикимора, баба-яга» и т. д.

Как считает Д. К. Вахитова, «преобладание в татарском языке инвективных сравнений человека с животным обусловлено традиционным религиозным воспитанием татарского народа, не позволяющим использование обесцененной лексики» [1, С. 19]. Это же самое можно сказать и по отношению к дагестанским языкам, в том числе и к чамалинскому, ср.: лексема хвāй – «собака» в чамалинском языке имеет ряд инвективных значений, например, микъабалI хвāй, микъабалI бахIри, бакьхубалI тола «уличная собака»; микъабалI тарашв «уличный щенок» – применяются по отношению к бездельнику, лодырю, к человеку, который все время проводит вне дома; хвāй «собака» – к злому, скандальному человеку; ваннабхвāй «лающая собака» – к вечно недовольному человеку; чиба «сука (собака)» – применяется к беспутному человеку, к редкому гостю – Машдики чибōлла вагьи^нхвида о иссō «Он к нам заглядывает редко» (букв. «реже, чем сука в мечеть»), тола – «беспутник, беспутница», хъанда, макатада хвāй – «вечно голодный, попрошайка», бахIри – «бродяга» и т. д.

Лексемой амах «осел» чамалинцы представляют упрямство и тупость, например: Капурда бичIада амах! «Сдохший осел!» – применяется по отношению к непутевому, непослушному человеку. Одновременно это слово имеет и положительное значение, так как символизирует трудолюбие, ср.: АмахикIада хIалтIдеда ō «Он работает как осел» – так говорят о добросовестном труженике; Амахлъа хIалтIи икьалла йисиннēда «Осел работу везде (даже в гостях!) находит».

Лексемами гIадалаб у^нча «тупица» (букв. «глупая курица»), квӣ^нлI ун «глупая голова» (букв. «голова барана»), у^нчулI ун «голова курицы» подчеркивают «близорукость, глупость, недалекость, бестолковость» человека.

Общеизвестный факт, что зин «корова» в ряде мировых культур является священным животным, казалось бы, запрещает употребление термина в инвективном значении. В чамалинской языковой картине мира в отдельных случаях встречаются примеры, в которых данный термин несет достаточно оскорбительное значение: йелъаб зин «бездетная женщина, бездетная жена» (букв. «яловая корова»). Лексему гамуш «буйвол» используют, когда речь идет о дородности, тучности, упитанности женщины.

Для характеристики грязного, неряшливого, нечистоплотного, тучного, неповоротливого человека чамалинцы прибегают к лексеме болъо^н «свинья»: болъаналI боч – «шкура свиньи», капураб болъо^н – «тухлая свинья». ЦIаддура «кабан» – ругательство по отношению к невоспитанным, непослушным диковатым детям.

Особенностями культуры народа определяется оскорбительный оттенок названия того или иного животного. В чамалинском языке для выделения внешних недостатков используются следующие фразеологизмы-инвективы и зоометафоры-инвективы: ахъилуб у^нча «хромая курица», гъа^нцIа «хромой, хромец» (кузнечик), захъубу^нча «слепая курица», ун гошо «большая голова»; гардакIасс элмисIсI «большой рот» (букв. «тазоподобный рот»), кочул эшви «языкастая (о женщине)» (букв. «с плохой губой»), гъачIуб бāй «пёстрое лицо» (т. е. лицо в пятнах, веснушках), бичIанна мāй «кривой нос»; кьикьил «развалюха (о худой женщине)», танна гамуз «бледный, болезненный» (букв. «гнилая тыква»), гьатIуб гамуз «бледный, хилый» (букв. «недозрелая тыква») и т. д. Сочетание бечIатIуб тIа^нкI / йечIатIви дарам «черное пятно» применяется к человеку после его непристойных действий.

В чамалинской языковой картине мира одним из наиболее ярко выраженных человеческих недостатков является «глупость». Для осуждения глупости, показа недостатка ума адресата и выражения своего преимущества, чамалинцы чаще всего используют инвективы, образованные путем метафорического переноса. Часто используемой моделью словообразования в чамалинском языке является сочетание компонента ун «голова» с определяющими словами: йечIвидасс ун «глупый», (букв. «пустая голова»); гIадале ун «дурная голова»; чIичIакъалла ун «раздавленная голова»; хохалI ун «голова из соломы»; ун икIидасс «недалекий, безмозглый» (букв. «не имеющий головы»); гьанитви ун «безмозглая голова»; ун-мигъаикIидасс «с пятого на десятое» (букв. «не имеющий ни головы, ни хвоста») и т. д. Для человека оскорбление – это когда его называют глупым: никулI бицIидда бул «голова, наполненная мякиной» (букв. «мякиной набитый череп»); кIобаракIасс гьадам «неуклюжий человек (в значении тупой и глупый)» (букв. «подобный сосновому пню»); хIебетилI ун «глупец» (букв. «льняная голова»); гамуз-ун «голова-тыква»; вижа^н виъада гIабдал «форменный дурак» и т. д.

Языковую картину мира чамалинцев формируют и фразеологизмы с инвективным значением «вор», например: йелахъуби «вор» (букв. «рука грязная, нечистая»); лайласIсIогьор «вор» (букв. «святой вор»); цIогьораб кваша «вор» (букв. «воровитая лапа»); гьачIа баха дā^н йетидасс «ловкий вор» (букв. «ничего не оставляющий на виду»); йела мекъо «вор» (букв. «рука неправильная»), сIсIогьораб чIетIа «вор, воровка; плут» (букв. «кошка с воровским характером»).

Чамалинцы выражают негатив и по поводу хвастунов, сплетников, тех, кто без умолку и не совсем к месту говорят, например: пударухъа^н «хвастун»; мушулалIхваб «пустомеля» (букв. «ветряная мельница»); гIурми эшмисIсIабачI мунада «сплетник» (букв. «жизнь в сплетнях проведший»); эшвикочул «болтун и остряк» (букв. «плохая губа»); бехъегьа^нкъулI йикIул ихдасс «трепло, балабол, пустомеля» (букв. «не имеющий ключ/задвижку от задней комнаты»), кIалбазар, чварлIади «болтун», чIаркIи «любитель женских сплетен» и т. д. (для ср.: фразеологические обороты: сIсIā^нчIдала бече чIедалаб «способный развести червей даже в соли» (о сплетнике, способном рассорить людей), Гьā^н бечаххāллида олълъилI чукабад «По селу разошлись её сплетни» (букв. «Ее сплетнями зачервивело село»).

Фразеологизмы-инвективы применяются и для осуждения ненасытности, обжорства, чревоугодия, например: хъуби ххи^нта «ненасытный живот» (букв. «грязный живот»), ххи^нтхъул «чревоугодник», хъуби ххи^нтилI гьадам «обжора», ххи^нта йахагьдаб «чревоугодник» (букв. «живот ублажающий»), гьилв икIидасс ххи^нта «обжора» (букв. «брюхо без дна»); ви^нцIе ӣдасс «ненасытный», ххи^нта гошо «человек с большим животом», рези^нлIе сIсIикъвалI «обжора» (букв. «с резиновыми кишками») и т. д.

Статус человека, попавшего в безвыходное положение по своей вине, также является причиной применения инвективов в бытовом дискурсе: гьикьа^н беххванна «нищие» (букв. «оставшиеся внизу (на дне)»), хохуллIанō вижанна«человек, не получивший должного воспитания» (букв. «выросший из колючек»).

Показателями лингвокультурной информации в чамалинской языковой картине мира являются, в сущности, все изучаемые фразеологические единицы, что и доказывает их своеобразие.

Таким образом, проведенный анализ зоометафор-инвективов и фразеологизмов-инвективов чамалинского языка позволяет нам сделать заключение, что чамалинцы не приемлют и порицают такие недостатки, как болтливость, воровство, глупость, злость, лень, неряшливость, обжорство, тупость, упрямство и хвастливость и другие отрицательные черты характера.

Изучение особенностей зоометафор-инвективов приводит к выводу, что доминирующие в них негативные смыслы вызваны рядом факторов:

1. неприязненным отношением человека к тем или иным представителям фауны;
2. определённым комплексом «сверхполноценности» Homosapiens по отношению к «братьям меньшим»;
3. номинативной связью с процессами, демонстрирующими девиацию от канона в сообществе людей (свободные безотчетные действия, невменяемые поступки и т. д.) [9, С. 149].

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Вахитова Д. К. Инвективная лексика татарского языка: функциональный и этноментальный аспекты: дис. ... канд. филол. наук / Д.К. Вахитова. – Казань, 2013. – 24 с.
2. Жельвис В. И. Инвектива: Опыт тематической и функциональной классификации / В. И. Жельвис //Этнические стереотипы поведения / под ред. А. К. Бабурина. – Л.: Наука, 1985. – С. 304–307
3. Жельвис В. И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира / В. И. Жельвис. – М.: НИЦ Ладомир, 2001. – 349 с.
4. Жельвис В.И. Слово и дело: юридический аспект сквернословия проблема / В. И. Жельвис //Юрислингвистика-2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии. – Барнаул: изд-во АГУ, 2000. – С. 194–206.
5. Карасик В. И. Язык социального статуса / В. И. Карасик. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2002. – 333 с.
6. Кусов Г. В. Оскорбление как иллокутивный лингвокультурный концепт : дис. … канд. филол. наук / Г.В. Кусов. – Волгоград. – 2004. – 23 с.
7. Маллаева З. М. National-culturalspecifityofparonymsofthedagestanianlanguages / З. М. Маллаева // Материалы Международной научно-практической конференции «Культура как основной потенциал формирования позитивного имиджа Кавказа». – Пятигорск. – 2012. – С. 98–102.
8. Маслов А. С. Зоометафоры-инвективы в современном русском языке: экспериментальное исследование : дис. … канд. филол. наук / А. С. Маслов. – Белгород. – 2014. – 23 с.
9. Миронова И. В. Зоометафора в свете антропоцентричности языка (на материале английской лексики) /И. В. Миронова. // Сборник «Методологические проблемы когнитивной лингвистики». – Воронеж. – 2001. – С. 149–151.
10. Нагуар З. К. Тимпология инвективной лексики в разносистемных языках (на материале русского, немецкого и адыгейского языка) / З. К. Нагуар, Б. М. Берсиров, С. А. Кушу и др. // Вестник АГУ. – 2015. – № I.– С. 78–85.
11. Посиделова В. В. Лингвистический и правовой аспекты инвективной лексики русского языка / В. В. Посиделова // Философия права. – 2016. – № 2 (5). – С. 13–17.
12. Хайбулаева М. М. Фразеологизмы с инвективной семантикой (на материале аварского языка) / М. М. Хайбулаева // Известия ДГПУ. – 2018. – Т. 12. – № 4. – С. 110–113.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Vakhitova D. K. Invektivnajaleksikatatarskogojazyka: funkcional'nyjijetnomental'nyjaspekty [Invective vocabulary of the Tatar language: functional and ethnomental aspects] : dis. ... Candidate of Philology / D.K. Vakhitova. - Kazan, 2013. - 24 p. [in Russian]
2. Zelvis V. I. Invektiva: Opyt tematicheskoj i funkcional'noj klassifikacii [Invective: Experience of thematic and functional classification] / V. I. Zelvis // Jetnicheskie stereotipy povedenija [Ethnic stereotypes of behavior] / edited by A. K. Baburin. - L.: Nauka, 1985. - pp. 304-307 [in Russian]
3. Zelvis V. I. Pole brani. Skvernoslovie kak social'naja problema v jazykah i kul'turah mira [The battlefield. Profanity as a social problem in the languages and cultures of the world] / V. I. Zelvis. - M.: NITS Ladomir, 2001. - 349 p. [in Russian]
4. Zelvis V.I. Slovo i delo: juridicheskij aspekt skvernoslovija problema [Word and deed: the legal aspect of profanity problem] / V. I. Zelvis // Jurislingvistika-2: Russkij jazyk v ego estestvennom i juridicheskom bytii [Jurislinguistics-2: The Russian language in its natural and legal being]. - Barnaul: publishing house of ASU, 2000. - pp. 194-206. [in Russian]
5. Karasik V. I. Jazyk social'nogo statusa [Language of social status] / V. I. Karasik. - M.: ITDGC "Gnosis", 2002– - 333 p. [in Russian]
6. Kusov G. V. Oskorblenie kak illokutivnyj lingvokul'turnyj koncept [Insult as an illocutionary linguocultural concept] : dis. ... Candidate of Philology / G.V. Kusov. - Volgograd. - 2004. - 23 p. [in Russian]
7. Mallayeva Z. M. National-cultural specificity of paronyms of the Dagestanian languages / Z. M. Mallayeva // Materials of the International scientific and practical conference "Culture as the main potential for the formation of a positive image of the Caucasus". - Pyatigorsk. - 2012. - pp. 98-102.
8. Maslov A. S. Zoometafory-invektivy v sovremennom russkom jazyke: jeksperimental'noe issledovanie [Zoometaphores-invectives in modern Russian: experimental research]: dis. ... Candidate of Philology / A. S. Maslov. - Belgorod. - 2014. - 23 p.[in Russian]
9. Mironova I. V. Zoometafora v svete antropocentrichnosti jazyka (na materiale anglijskoj leksiki) [Zoometaphora in the light of the anthropocentricity of language (based on the material of English vocabulary)] /I. V. Mironova. // Sb. Metodologicheskie problemy kognitivnoj lingvistiki [Methodological problems of cognitive linguistics]. - Voronezh. - 2001. - pp. 149-151. [in Russian]
10. Naguar Z. K.Timpologija invektivnoj leksiki v raznosistemnyh jazykah (na materiale russkogo, nemeckogo i adygejskogo jazyka)[Timpology of invective vocabulary in multi-system languages (based on the material of Russian, German and Adyghe)] / Z. K. Naguar, B. M. Bersirov, S. A. Kushu, etc. // Vestnik AGU [Bulletin of ASU]. - 2015. - No. I.- pp. 78-85. [in Russian]
11. Posidelova V. V. Lingvisticheskij i pravovoj aspekty invektivnoj leksiki russkogo jazyka [Linguistic and legal aspects of the invective vocabulary of the Russian language] /V. V. Posidelova // Filosofija prava [Philosophy of Law]. – 2016. – № 2 (5). – P. 13-17. [in Russian]
12. Khaibulaeva M. M. Frazeologizmy s invektivnoj semantikoj (na materiale avarskogo jazyka) [Phraseological units with invective semantics (based on the material of the Avar language)] /M. M. Khaibulaeva // Izvestija DGPU [News of the DSPU]. - 2018. - Vol. 12. - No. 4. - pp. 110-113.[inRussian]