СРЕДСТВА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ В ПОЭМЕ «КИТĀБ АЛ-АСМĀ’» М.-ʻА. ЧӮК̣УРӢ

Научная статья
DOI:
https://doi.org/10.18454/IRJ.2015.42.027
Выпуск: № 11 (42), 2015
Опубликована:
2015/15/12

Саитбатталов И.Р.

Кандидат филологических наук, Башкирский государственный университет

Работа выполнена при поддержке Совета по грантам Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских учёных – кандидатов наук (проект МК-6537.2015.6 «Язык Мухаммада-Али Чукури и башкирская культура в XIX веке»).

СРЕДСТВА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ В ПОЭМЕ «КИТĀБ АЛ-АСМĀ’» М.‑ʻА. ЧӮК̣УРӢ

Аннотация

В статье рассмотрено функционирование средств художественной выразительности (тропов, синтаксических фигур) в неопубликованной поэме «Китāб ал-асмā’» (Книга имён) башкирского поэта, религиозного деятеля и педагога Мухаммада-Али Чукури. Работа является опытом формального анализа старотюркского литературного произведения.

Ключевые слова: башкирская поэзия, суфийская поэзия, старотюркский язык, башкирский язык.

Saitbattalov I. R.

PhD in Philology, Bashkir State University

THE ARTISTIC EXPRESSION FACILITIES IN THE POEM 'KITAB AL-ASMA' BY M.‑A. CHUQURI

Abstract

This article is dedicated to review of the artistic expression facilities (tropes and syntax figures) in the poem ‘Kitab al-Asma’ (The book of Names) written by Bashkir poet, cleric and pedagogue Muhammad-Ali Chuquri. The work is an experience of formal analyzes of and Old Turkic literary text.

Keywords: Bashkir poetry, Sufi poetry, Old Turkic language, Bashkir language.

Поэма «Китāб ал-асмā’» (Книга имён) башкирского писателя, историографа и мистика Мухаммада‑Али Чукури была написала в 1858 году и дошла о нас в составе рукописного сборника «Манз̣умат ʻАлийа» (Стихотворения Али), составленного около 1873-1874 года [5: 188-208]. Произведение не было завершено автором, однако представляет собой литературный памятник, интересный как в содержательном, так и в формальном отношении.

Композиционно текст распадается на две части. Хотя первая часть поэмы является сюжетным повествованием, выстроенным в хронологическом порядке, а вторая представляет собой три стихотворных портрета, основанных на перечислении прекрасных качеств персонажей, произведение не превращается в рифмованное перечисление разных событий, имён и свойств, так как М.‑ʻА. Чӯк̣урӣ активно и умело использует различные средства художественной выразительности, придавая одним элементам яркий и экспрессивный характер и оттеняя другие. В художественном арсенале поэта присутствует богатый набор тропов и риторических фигур. Большую выразительную нагрузку несут в тексте эпитеты, выраженные зачастую заимствованиями, снабженными тюркскими грамматическими показателями и находящимися в постпозитивном положении относительно определяемых слов. Данный приём в принципе характерен для произведений автора [4]:

Фирасатлы атамыз мәҡбулыдур,

Ҡары остаҙға вирмәк мәғҡулыдур.

(Решение моего прозорливого отца –

Правильно отдать старому учителю; б. 173)

Хәлим ирде, кәрим әһл вәҡар ул,

Сәлим ирде, сәһил тәмғе йыҡар ул.

(Кротким был, благородным, серьёзным,

Мирным был, легко побеждал вожделения; б. 175)

Бу остаҙ шәрифемнең мәғашы

Ғәджәб пөхтә, булынмас аңа ғашы.

(Жилище этого благородного учителя

Удивительно чисто, не найдётся ему подобия; б. 261).

Одним из наиболее частотных тропов в тексте является сравнение, оформляемое как в виде сравнительного оборота или придаточного предложения сравнения, так и с помощью параллельных синтаксических конструкций. В ряде случаев сравнения имеют характер гиперболы (бб. 8, 145), граничат с метафорой (б. 192) или несут прецедентную нагрузку, отсылая читателя к образам мусульманской мифологии (бб. 8, 192):

Иҙен вирмәй йөрүтде ничә айлар,

Ҡара эшкә ҡушубән миҫле байлар.

(Сколько месяцев гонял, не разрешая,

Поручая чёрную работу, как богачи; б. 105)

Йәш ирдем, сүзләре әхджарә мәктүб

Миҫле дәлдә мәхфүҙ улды мәхбүб.

(Я молод был, его слова, надписи на камнях

Подобно, с любовью в сердце сохранились; б. 192)

Сикез йәшдән йебәрделәр уҡурға

Сикез джәннәт миҫле мөстәҡәрғә.

(С восьми лет отправили учиться

В место, подобное восьми [небесам] рая; б. 8)

Бере вирсә, йөзе виркән кеби йаз,

Ғәмимдүр фәйҙең, йа Фәттах вә Фәйаҙ. (145/15)

Если даст одно, записывай как сотню,

Милость твоя всеобща, о Открывающий и Щедрый.

Метафора считается тропом, достаточно редко используемым в современной башкирской поэзии [3: 30], однако она является необходимым выразительным элементом суфийской литературы, так как «для чистого духом, нравственно совершенного человека метафора есть сама истина» [1: 90]. Поэма «Книга имён» содержит значительное число как простых, так и сложных метафорических конструкций:

Бихәмди-ллаһи, әтуар ваҡиғ улды,

Дәлем ләүхендә әнуар сатиғ улды

(Во славу Богу, предположения стали реальностью,

На скрижади моего сердца засияли лучи; б. 11).

Ни мөшкөлдүр бу мескен мөбтәлаға,

Йануб көл булғучы ҡәлбе һауаға.

(Как тяжело этому несчастному больному,

Сердце [которого], сгорая, пеплом [разлетается] по воздуху; б. 88)

Менәүәр, сафи һәм пөхтә бәләнддүр,

Манарасы күйә күккә кәмәнддүр.

(Лучезарная, чистая и аккуратная, длинная,

Её минарет – аркан в небо; б. 248)

Умело и уместно, хотя и нечасто, в тексте используются метонимические сочетания:

Уҡулды Нәсафидан күберәк “Ниҡайә”

Ғибадәт ҡисме һәм “Шәрх виҡайә”.

(Больше, чем Насафи, читалась «Никайа»,

Часть о поклонении и «Шарх викайа»; б. 61)

Гәрәй, Ҡайпан, Ирәктә, Кәйнәләр һәм

Уран, Таныб иләүләре идүб шәм.

(Гирейцы, Кайпанцы, Иряктинцы, Гайнинцы и

Уранская, Таныпская волости вдыхали; б. 177)

Создавая текст, близкий по характеру к жанру мадхийа, автор не мог не ввести в свой арсенал художественное преувеличение. Следует отметить, что М.‑ʻА. Чӯк̣урӣ редко обращается к гиперболам, изображая своих наставников, так как наибольшей выразительной силой в этих описаниях обладают факты как таковые. Большинство гипербол в тексте находится в обращениях автора к Богу и иллюстрируют безграничные возможности и милости последнего:

Теләб Хаҡдан ки хәйрат хәсаны,

Шу хәйрат булынмаз кем аңа саны.

(Пожелав от Истинного хорошего блага,

Того блага, которому не найдётся числа; б. 80)

Шу данәне джәнан тағларындин зур

Ҡылуб вир, джәннәт атлары илә хур.

(Эту долю больше райских гор

Сделай и дай райских лошадей и гурий; б. 147)

Бу биш остаҙ бары хаууас рабдур,

Эче-тышы тулуғ барча әдәбдүр.

(Все эти пять учителей – сливки воспитания,

Внутренность и внешность полна всеми адабами; б. 132)

Описывая духовный кризис, постигший его в семнадцатилетнем возрасте, поэт строит яркие, хотя и сложные для восприятия современным читателем антитезы:

Бу дәһр даьир эчрә мәкрү фасид

Булур джары, ҡылур күб сәғйи касид.

Мәкәр ғүмер ҡәлилдә ғаҡыл ҡасир ,

Нәфс ҡәйденә дөшде чүн мәғасир.

(В эту изменчивую эпоху мерзкая хитрость

Найдёт спутника, многих активных сделает вялыми.

Лишь в краткой жизни разум стеснён,

Потому современники пали в путы страстей; бб. 74-75)

Этим же приёмом М.‑ʻА. Чӯк̣урӣ пользуется при обращениях к Богу с просьбой о достойном воздаянии его благодетелям:

Бән анлар ихсанына шөкөр камил

Ҡылалмасмын, Аллаһи, үзең ҡыл.

(Я за их добро совершенную благодарность

Воздать не смогу, Боже, сам воздай; б. 149)

Автор «Книги имён» активно прибегает к различным риторическим фигурам. Наличие в тексте целого ряда молитвенных обращений к Аллаху, а также элементов диалога с читателем привело к появлению в поэме большого количества риторических обращений, грамматически маркируемыми словами-обращениями и глаголами повелительного наклонения:

Безүм әфғалемезкә баҡма, йа рабби,

Үзүң әфҙалың илә саҡла, йа рабби.

(На наши дела не смотри, о Господи,

Своими милостями сам храни, о Господи; б. 150)

Аллаһи, сән бу мәҙкүр мөхсиненә

Морадын вир, ирешдүр маҡсудына.

(Боже, ты этим упомянутым добрым

Дай их цели, позволь добиться желанного; б. 159)

Кил имде, шимдидән соңра наҙар ҡыл,

Әсатиҙ ғалине мөғтәбәр ҡыл.

(Приди же, после этого внимание окажи,

Великим учителям уважение окажи; б. 166)

Изредка поэт прибегает к перифразам, призванным заменять собственные имена людей, произведений и мест, как реальных, так и мифических:

Саләт илә сәләм улсун Рәсүлә,

Мәҡам улсун аңа дәр әл-вәсилә.

(Молитва и мир пусть будут Пророку,

Местом пусть будет ему дом приближённый; б. 4)

Ҡасидәт Мөхәммәд Бусыри һәм

Алар әмҫале  мәнҙум  мәнҫуры  һәм.

(Касыда Мухаммада Бусыри и также

Подобные им стихи и проза также; б. 29)

Хәрәджнә мин дийар вәлидйәна.

(Покинули мы область родительскую; б. 122/9).

Единожды, в уже цитированном бейте 88, М.‑ʻА. Чӯк̣урӣ прибегает к риторическому восклицанию, которое обозначает резкую смену эмоционального состояния героя и тона повествования:

Ни мөшкөлдүр бу мескен мөбтәлаға,

Йануб көл булғучы ҡәлбе һауаға. (б. 88/9)

Хотя форма маснави не предусматривает большого разнообразия синтаксических конструкций и их экспрессивного использования, так как предполагает совпадение границ двустиший и предложений, а ритмический рисунок поэмы остаётся неизменным на всём её протяжении, автор умело управляет темпом читательского восприятия с помощью варьирования синтаксических конструкций. Зачастую М.‑ʻА. Чӯк̣урӣ строит бейты так, что границы мисры (строки) оказываются между подлежащим и сказуемым или между прямым дополнением и сказуемым, что уменьшает паузу между первой и второй строками, но акцентирует цезуру внутри второй:

Аны һәм “Шәрх Ғабдулла” китабын

Уҡудуҡ ун шәрик көлли бабын.

(Её и книгу «Шарх Абд-Аллах»

Прочитали мы десять товарищей все главы; б. 40)

Йәнә өч хашийә берлә “Ғаҡаьид”

Уҡулды була диб ғирфанға ҡаид.

(Ещё с тремя комментариями «Акаид»

Прочитан был можно сказать руководством к знанию; б. 53)

В некоторых бейтах автор создаёт драматический эффект и напряжение с помощью градаций и частой смены однородных членов предложения:

Сәвендүм бәс, доға ҡылдум, ҡыуандум,

Китә башла дикәнче бән йыуандум.

(Обрадовался я, взмолился, осчастливился,

Пока не сказал он «Уезжай» я утешился; б. 104)

Сиңә вирәм кейүм, салум, мәтағим,

Йерүм, сыуым, йортым, китабым.

(Тебе даю одежду, пищу,

Свою землю, воду, дом, книги; б. 117)

Одним из своеобразных элементов синтаксиса башкирского языка являются периоды (теҙем) – ритмико-мелодические и синтаксические конструкции, состоящие из одного простого предложения с однородными членами или из сложного предложения и раскрывающая одну сложную тему [2: 482]. Периоды обычно достаточно пространны, поэтому их обнаружение в исследуемом тексте неожиданно. В «Книге имён» встречаются периоды V типа (образа действия), представляющий собой простое распространённое предложение с обстоятельственными оборотами, организующий компонент которых выражен деепричастием не с аффиксом -п/-ып, как в современном башкирском языке, а с архаичным показателем -убан/-үбән (бб. 33-35), а также IX типа (парасинтаксический), состоящий предложений, соединённых сочинительной связью:

Нәхвү тәркибләр  илә “Әнмүзәдж”-ләр

Хауаши берлә “Шәрх Джәми” әдждәр,

“Исағуджи” вә “Шәмсийә” уҡулды,

Икешәр хәшийә  берлә бетелде;

Йәнә өч хашийә берлә “Ғаҡаьид”

Уҡулды була диб ғирфанға  ҡаид .

Хауаш сәбғә берлә “Тәһҙибе”  һәм

Уҡулды әйләйүбән тәртибе һәм.

Ҡаҙи һәм мулла Фәйруҙ илә “Сүлләм”

Уҡулды беренче башдин идүб ҙәм.

Хауашы берлә һәм Мулла Джәләлне

Уҡулды дәфғ өчүн ҡәүл ҙуләлне.

Дәхи хикмәт илә һәйьәт ғулумы

Уҡулды белмәгә ғилм русумы.

Дәхи тәфсир илән фиҡһу вә хәдиҫне

Уҡулды дәфғ өчүн фиғл хәбиҫне.

Дәхи “Тәлхис” илә “Тәүҙихне” анда

Уҡулды остаҙым Хәйр әз-Заманда.

(Синтаксис и «Унмузадж»,

С субкомментариями «Шарх Джами» достойнейший,

«Исагуджи» и «Шамсийа» были прочитаны,

С двумя комментариями каждый были окончены,

Ещё с тремя комментариями «Акаид»

Прочитан был можно сказать руководством к знанию,

С семью субкомментариями также «Тахзиб»

Прочитан был с приведением в порядок.

С кадием и муллой Файрузом также «Суллам»

Прочитан был от начала до конца.

С субкомментарием ещё и «Мулла Джаляль»

Прочитан был, чтобы отвергать вредные речи.

Ещё астрономия и медицина

Прочитаны были, чтобы знать натуральные науки.

Ещё тафсир с фикхом и хадисами

Прочитаны были для отвержения мерзких деяний,

Ещё «Талхис» и «Таузих» там

Были прочитаны при учителе Хайр аз-Замане; бб. 51-58).

Таким образом, в поэме «Книга имён» М.‑ʻА. Чӯк̣урӣ демонстрирует мастерское владение традиционными для его времени и литературного направления средствами художественной выразительности, что подтверждает его многочисленные аттестации в качестве поэта, тщательно работавшего над формой своих произведений.

Литература

  1. Бухари, А.Р. Введение в суфизм / перевод с узбекского Равиль ибн Ханафий (Чепкунов). – М.; «Имидж Пресс», 2010. – 152 с.
  2. Грамматика современного башкирского литературного языка. / Отв. ред. А.А. Юлдашев. – М.: «Наука», 1981. – 496 с.
  3. Саитбатталов, Г.Г. Башкирский язык. 3 том. Стилистика. – Уфа: Китап, 2007. – 440 с. (на башк. яз.)
  4. Саитбатталов, И.Р., Фаткуллина, Ф.Г. К вопросу об эстетической роли арабских заимствований в произведениях М.‑ʻА. Чӯк̣урӣ [Электронный ресурс] // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 1; URL: http://www.science-education.ru/121-19104 (дата обращения: 18.05.2015).
  5. Чӯк̣урӣ, М. ʻА. Манз̣умат ʻАлийа [Рукопись]. – ОРРК НБ РБ им. А. З. Валиди, Р-3940. – 238 с. (тюрки, араб. гр.)

References

  1. Bukhari, A.R. (2010) Vvedenie v sufizm [=Introduction to Sufism], Moscow, 152 p. (in Russ.)
  2. Grammatica sovremennogo bashkirskogo literaturnogo yazyka [=The grammar of contemporary Bashkir literary language] (1981), Moscow, 496 p. (in Russ.)
  3. Saitbattalov, G.G. (2007) Bashkirskiy yazyk. 3 tom. Stilistika [=Bashkir language. Volume 3. Stylistics], Ufa, 440 p. (in Bashkir)
  4. Saitbattalov, I.R., Fatkullina, F.G. (2015) K voprosu ob jesteticheskoy roli arabskikh zaimstvovaniy v proizvedeniyakh M. A. Chuquri [=The aesthetic role of arabic borrowings in the works of M. A. Chuquri] in Sovremennye problemy nauki I obrazovaniya [=Modern problems of science and education], available at: http://www.science-education.ru/121-19104, accessed: 19.07.2015. (in Russ.)
  5. Chūqurī, M. `A. (circa 1873) Manẓumat ʻAliya, Iske Chūqur, 238 p. (manuscript in Turki, arabic graph.)