РЕПРЕССИИ ГОСУДАРСТВА ПРОТИВ КРЕСТЬЯНСТВА НАКАНУНЕ ВОЙНЫ (НА МАТЕРИАЛАХ КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ И УДМУРТСКОЙ АССР)

Научная статья
DOI:
https://doi.org/10.18454/IRJ.2016.48.172
Выпуск: № 6 (48), 2016
Опубликована:
2016/06/17
PDF

Леконцев О.Н.

Кандидат исторических наук, Глазовский государственный педагогический институт имени В.Г. Короленко

РЕПРЕССИИ ГОСУДАРСТВА ПРОТИВ КРЕСТЬЯНСТВА НАКАНУНЕ ВОЙНЫ (НА МАТЕРИАЛАХ КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ И УДМУРТСКОЙ АССР)

Аннотация

Статья посвящена исследованию репрессивной политики государства накануне Великой Отечественной войны. Происходит сокращение сети небольших селений, ограничиваются крестьянские земельные участки, вводится минимум рабочего времени, ужесточается дисциплина, продолжается преследование местного руководящего состава. Но масштабы репрессий были сокращены, что способствовало стабилизации положения.

Ключевые слова: крестьянство, государство, репрессии.

Lekontsev O.N.

PhD in History, Glazov state pedagogical college of the name of V.G. Korolenko

REPRESSIONS OF THE STATE AGAINST PEASANTRY ON THE EVE OF WAR (ON MATERIALS OF KYROV AND UDMURT REGION)

Abstract

The article is devoted to research of repressive policy of the state on the eve of Great Patriotic war. There is reduction of network of small settlements, the minimum of working hours is entered, peasants lots lands are limited, discipline becomes tougher, pursuit of local leading composition proceeds. But the scales of repressions were brief, that was instrumental in stabilizing of position.

Keywords: peasantry, state, repressions.

Массовый террор, развернувшийся на протяжении 1934–1938 гг. в СССР, к концу 1930-х гг. заметно уменьшил масштабы. Однако крестьянство по-прежнему страдало от карательных действий государства, пусть и в меньших размерах. Колхозная система во многом держалась на давлении государства, которое нуждалось во все новых и новых формах репрессий. Заставив крестьян вступить в колхозы, в 1930-е гг. органы власти озаботились размерами площади приусадебных участков. Попытки крестьян увеличивать приусадебный участок (предельная норма в Кировской области и Удмуртской АССР в среднем 0,3–0,5 га) были характерны уже для начала 1930-х гг. К середине десятилетия это явление стало еще более массовым. В 1934 г. первый секретарь Горьковского крайкома Прамнэк указывал, что в крае есть районы и колхозы, где в ряде случаев усадебная земля доходит до полутора га, что серьезно превышает норму.

Не изменилось положение и в дальнейшем. Во второй половине 1930-х гг. во многих районах Кировской области размеры приусадебных участков не соответствовали статьям примерного устава сельскохозяйственной артели. В Просницком районе в колхозе «Кустарь» усадебные участки в пользовании колхозных дворов достигали 0,5 га при норме по Просницкому району от 0,25 до 0,40 га. В Кировском районе в колхозах «Лаптевский» и «Колхозный Путь» у колхозных хозяйств усадьбы были размером до 0,5 га. В колхозе «1 августа» Бошаровского сельсовета из 23 хозяйств 6 имели усадьбы размером 0,6 га, 8 – 0,7 га при норме от 0,25 до 0,40 га. В артели Шахрово Богородского района приусадебные земли составляли 0,65 га вместо 0,5 га. В колхозе «им. Куйбышева» Даровского района для увеличения усадьбы до 0,75 га при норме 0,5 га колхозниками были прирезаны обобществленные посевы ржи. В д. Мошни Фаленковского сельсовета два единоличника имели усадьбу по 0,56 га, в колхозе «Трактор» Советского сельсовета единоличники содержали усадьбы по 0,88 га, в Низевском колхозе Низевского сельсовета у двух колхозников усадьба была по 0,63-0,67 га. В Нолинском районе в колхозе «Путь №2» также увеличили участки колхозников [5, д. 188. Л. 1–2].

Всего в Кировской области подлежало обмеру 351 203 приусадебных участков, в том числе 324 422 колхозников, 16 660 единоличников, 10 121 рабочих и служащих. В ходе проведенной работы к осени 1939 г., при обмере 287 993 приусадебных участка (81,9% от общего количества), было обнаружено превышение против норм устава у 109 097 хозяйств [5, д. 185. Л. 19].

В Удмуртии к концу 1930-х гг. во многих колхозах размер приусадебного участка также значительно превышал норму. В колхозах Селтинского, Ст. Зятцинского и др. районов колхозники имели в ряде случаев до 1 га при норме 0,3–0,5. В Воткинском районе на январь 1940-го г. сверхнормативная земля у 4 156 хозяйств составляла из 764,9 га в т.ч. у 3046 хозяйств колхозников – 435,47 га, 465 хозяйств единоличников – 129,3 га [7, д. 3183. Л. 1].

Злоупотребляла распределением земли и руководящая структура колхозов. В Кировской области председатель Терехинского колхоза Белохолуницкого района Пусин сдал в аренду 13 га колхозных лугов с обязательством уплаты колхозу 60% продукции. Председатель колхоза «Октябрьский Путь» Шурминского района Крупин и член правления колхоза Машковцев продали часть колхозных лугов единоличникам – Крупин за 500 рублей, Машковцев за 12 литров вина. В том же районе председатель ревкомиссии колхоза «им. Кирова» Солоницин продал часть сенокосных угодий. Председатель колхоза «Веселки» Унинокого района Башмаков разрешил посев на колхозной земле в размере 0.85 га единоличникам [6, д. 279. Л. 18]. В колхозе «Путь №2» руководители колхоза продавали луговые участки [5, д. 188. Л. 1].

Такая информация приводила к тому, что уже в первой половине 1930-х гг. начинается наступление на приусадебные участки. Но особенно сильной стала борьба со сверхнормативной землей после публикации постановления ЦК ВКП и СНК СССР от 27 мая 1939 г. «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания», в котором от провинциального аппарата требовалось запрещать сверхнормативную отрезку колхозной земли. В Кировской области с 1 июля по 20 декабря 1939 г. было возбуждено 57 дел. Три дела были прекращены прокуратурой, 53 дела переданы в суд. Из них 49 дел рассмотрены в судебном порядке. По рас­смотренным делам осуждено 50 человек, оправдано двое. Из 47 осужденных к лишению свободы были приговорены на срок от I года до 3 лет 5 человек, до I года – I, исправительно-трудовым работам – 30, штрафу – 11 человек [6, д. 279. Л. 18].

Кроме того, в рамках постановления в Кировской области у колхозников было отрезано 18 924 га земли, у единоличников и других лиц, не являющихся членами колхоза – 4 740 га. Всего 23 664 га [5, д. 185. Л. 66].

Кировская облпрокуратура отмечала, что нарушение главным образом шло по линии самоуправного пользования колхозными землями со стороны частных лиц и по линии выделения руководящих органов колхозов в пользование колхозникам, не членам колхозов и разным организациям [6, д. 279. Л. 19].

В Удмуртской АССР в ходе проведенной проверки было обнаружено, что приусадебные участки превышали норму в 22 771 колхозных дворах общей площадью 3 736,73 га, единоличные – в 2 256 дворах площадью 551,45 га. Кроме того, 151 единоличное хозяйство имело индивидуальные участки в посевах колхозов на площади 174,34 га. Как правило, после обнаружения излишней площади принимались меры по уменьшению земельного участка до положенной государством нормы.

По данным облпрокурора Набатова, нарушения положений Постановления ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 27 мая 1939 г. по области остаются стабильными и на снижение не идут. Комментируя падение числа протестов прокуроров: в 1 квартале 1939 г. – 751, во 2 – 523, в 3 – 511, в октябре и ноябре – 369, он пояснил, что снижение надо отнести не за счет уменьшения случаев нарушения указанного постановления, а за счет некоторого ослабления работы районных прокуроров по борьбе с этими нарушениями. Если в 1 квартале райпрокурорами были просмотрены постановления руководящих органов в 455 колхозах, то во 2 квартале – в 446 колхозе, в 3 квартале – в 341 колхозе, в октябре и ноябре – в 374 колхозах [6, д. 279. Л. 19].

Нарушения прослеживались и за государственными организациями. В Кировской области в Кикнурском районе в 1938 г. в с. Макарье на территории, закрепленной за колхозом «Грехово», без разрешения СНК СССР была построена участковая ветеринарная лечебница. В Оричевском районе Оричевский райотдел в течении 2 лет (1938–1939 гг.) незаконно разрабатывал гравий. Арбажская контора Госсортфонда построила в 1939 г. склад семян на землях колхоза «За урожай» Кинчурского сельсовета. Беличский райотдел проводил в 21 колхозе района разработку гравия [1, д. 519. Л. 282].

Кроме земельного участка, в приусадебном хозяйстве колхозников учитывалось и количество скота. В этой сфере тоже обнаружились нарушения колхозного устава. Фаленский райком Кировской области весной 1939 г. проверил 87 колхозов района, в них 110 приусадебных дворов держали в приусадебном хозяйстве по 2 коровы, 3 хозяйства имели лошадей. В колхозе «Путь №2» Нолинского районе 2 и более коров имело несколько колхозных дворов [5, д. 188. Л. 1].

В 1939 г. только в Шарканском районе Удмуртской АССР 2 коровы имели 425 колхозных хозяйств. Всего по республике двумя коровами располагали 4 434 хозяйств. Некоторые хозяйства колхозников завели лошадей [7, д. 2977. Л. 8].

Давление на крестьян шло и другими способами. В последние довоенные годы началось наступление на хуторские хозяйства крестьян. В середине 1930-х гг. Кировский крайком партии считал, что в условиях «остатков хуторского землепользования» в крае сохранились 272 хутора, из них вступило в колхозы 184 хуторских хозяйства. Кроме хуторов существовали мелкие поселки, которые «мало чем отличаются от хуторов». В том числе 250 поселков были численностью до 3-х хозяйств, 450 – от 3 до 4, 831 – от 4 до 6 [2, д. 642. Л. 5].

Весной 1939 г. уже в Кировской области, по мнению областных органов, из подлежащих в области к сселению 1 350 хозяйств на 15 мая было сселено 856 хозяйств (64,2% от общего количества) [5, д. 185. Л. 20].

Осенью 1939 г. после выхода Постановления ЦК ВКП от 20 сентября 1939 г., направленное на ликвидацию хуторских хозяйств, количество хуторов по официальным подсчетам возросло. В области насчитывалось уже 2 189 хутора по 1-2 хозяйства, 1 431 из 3 хозяйств. Всего 3620 [5, д. 185. Л. 41].

В Удмуртской АССР в 1939 г., по официальным данным, было 1 734 хутора, из них за год было сселено 122 хозяйства [7, д. 2977. Л. 137].

Сопротивление населения ликвидации хуторов воспринималось районными и региональными властями по-разному. Усилились выборочные репрессии. Во второй половине 1939 г. Кировской областной прокуратурой было заведено 5 уголовных дел за отказ от переселения с хуторов. К уголовной ответственности за отказ от сселения хуторских хозяйств в одно селение привлекались крестьяне в Шабалинском, Уржумском и Зюздинском районах Кировской области. Единоличники Сууп (Зюздинском район) и Шалагинов (Шабалинский район) за отказ от сселения были приговорены судом к I году исправительно-трудовых работ.

В то же время областная прокуратура зафиксировала формальное, фактически фиктивное проведение сселения хуторских хозяйств местными и районными властями, пошедшими на поводу у хуторян. В этом случае хозяйственные постройки и дом оставались на прежнем месте, переезжали только семьи. В Черновском районе по состоянию на 1 ноября 1939 г. все 21 хуторских хозяйства считались районными властями сселенными; фактически же у большинства хуторян жилые дома и другие постройки стояли на старом месте, а переселены оказались только семьи [6, д. 279. Л. 18 - 19].

Еще одно важное нововведение, установленное постановлением ЦК ВКП(б) от 27 мая 1939 г., касалось минимума отработанных колхозниками в колхозе трудодней в год (ст. 14). От членов колхоза под угрозой отчисления из колхоза и лишения земельного участка требовалось отработать не менее 80 трудодней в год.

Формально нарушителей отказалось достаточно много. В Кировской области по 42 районам в 1939 г. не выработали минимума трудодней 18 779 человек (3,2% к общему количеству колхозников). Наиболее неблагоприятными по области были Санчурский район, в котором не выработали минимума трудодней 3 511 колхозников (13% к общему числу колхозников), Малмыжский – 1 875 (9,9%), Уржумский – 1 233 (6,5%), Шурминский – 811 (6,1%), Кайский – 420 (5,3%), Кильмезский – 495 (3,6%). Однако при этом облЗО в своем отчете осторожно замечал, что в это количество входят все колхозники, которые не выработали минимума трудодней, независимо от их работоспособности (состояние здоровья, количество малолетних детей, уровень колхозного учета и т.д.). Специальная проверка всех категорий нарушителей была проведена только в одном Больше-Холуницком районе, где на выборку были проверены колхозы нескольких сельсоветов и установлено, что из 35 колхозников, не выработавших минимума трудодней, 14 человек оказались нетрудоспособными и работать в колхозе не могли [6, д. 279. Л. 60]. В феврале 1940 г. в ходе другой проверки обнаружилось, что в Кырчанском районе Кировской области проживали 227 колхозников, не выработавших минимума трудодней. Но среди них было 137 женщин, которые зачастую имели многодетные семьи и не могли работать на производстве. Около 200 престарелых колхозников также не выработали минимума из-за возраста и слабого здоровья [6, д. 276. Л. 14].

Местные органы власти (руководство колхозами и сельсоветами) не учитывали этих нюансов и делали многочисленные ошибки. Произведенные районными и областной прокуратурами Кировской области проверки установили, что во многих случаях руководящие органы колхозов к вопросу об исключении из членов колхозов лиц, не выработавших минимума трудодней, подходили шаблонно, не учитывали, что не выработка нарушителями трудодней была обусловлена рядом уважительных причин. Например, в колхозе «Новый путь» Бисеровского района в 1939 г. из 480 трудоспособных членов колхоза 19 колхозников не выработали минимума трудодней. Из них было исключено из колхоза 12 человек, в том числе:

  1. Сидорова Марфа, выработала 50 трудодней. Семья из 3 малолетних детей, продолжительное время болела.
  2. Сабурова Прасковья выработала 50 трудодней, одинокая, продолжительное время года болела, зимой работала на лесозаготовках.
  3. Русских А. выработала только 43 трудодня, но при проверке прокуратурой оказалось, что она работала заведующей колхозными детяслями и трудодни за эту работу ей не были начислены из-за запущенности учета в колхозе.
  4. Сидорова Вера исключена из колхоза со всей семьей из 8 человек, выработала 54 трудодня, из 8 членов семьи трое нетрудоспособных, из 5 трудоспособных трое работали в леспромхозе, а четвертый добросовестно работал в колхозе.
  5. Вольхин Иван выработал 60 трудодней, а его жена 120 трудодней. В семье имелось 5 нетрудоспособных, исключили всех с лишением приусадебного участка.

В сельскохозяйственной артели имени Кирова того же Бисерского района исключение колхозников из членов колхоза производилось не общим собранием, а правлением колхоза. В январе 1940 г. было исключено из членов колхоза как мнимых колхозников 5 человек, в число исключенных попала Бисерова Надежда с семьей из 5 малолетних детей, больная Бисерова Анна с семьей из 4 малолетних детей. Райпрокурор опротестовал все решения об исключении [6, д. 279. Л. 62].

В Даровском и других районах имели место случаи огуль­ного исключения колхозников из колхозов по статье отсутствия обязательного минимума трудодней за 1939 г. без учета того, что исключение производилось в середине года, до наступления периода уборки урожая и к моменту исклю­чения колхозники имели близкое к минимуму количество трудодней. Например, колхозница сельскохозяйственной артели «Осовиахим» Даровского района В.С. Смердова в июле исключена из колхоза и лишена приусадебной земли за то, что не выработала минимума трудодней, хотя на день исключения из колхоза она выработала 56,93 трудодня. По протесту проку­рора она восставлена в колхозе [6, д. 279. Л. 21].

Наряду с фактами незаконного исключения колхозников из членов колхозов за нарушения ст. 14 постановления от 27 мая 1939 г. в ряде случаев обнаруживались факты уклонения колхозов от выполнения этого постановления в отношении колхозников, которые действительно не выработали минимума трудодней. В Писманском колхозе Немского района, не выработали минимума трудодней на 1 января 1940 г. 5 колхозников. Тимофей Шипов выработал за 1939 г. 21 трудодень, Михаил Узлов – 3,5 трудодня, Пелагея Жеребцова – 26,7 трудодня и т.д. Однако никто из них не был исключен [6, д. 279. Л. 62–63].

Принятые в 1940 г. законы об ужесточении производственной дисциплины привели к новой волне репрессий. По Удмуртии с 27 июня по 1 сентября 1940 г. были привлечены к различным срокам принудительных работ и тюремного заключения 166 человек в городе и деревне. Например, Кузнецов, тракторист Каракулинской МТС, за самовольный уход с работы был приговорен к тюремному сроку.

По-прежнему сохранялась высокая текучесть колхозного руководства из-за сохраняющегося давления на них при помощи административных и уголовных наказаний. В Кировской области из 48 человек, осужденных во второй половине 1939 г. в рамках постановления ВКП (б) и СНК СССР от 27 мая 1939 г., председатели и другие должностные лица колхозов составили 15 человек, рядовые колхозники – 15, единоличники – 20. То есть в удельном весе должностные лица колхозов понесли более жесткое наказание [, д. 279. Л. 18]. В результате, из Яранского района сообщали, что «председатели колхозов сменяются за 2 года столько, что в районном центре никто сказать не может и нет особого контроля за этим делом» [3, д. 286. Л. 55].

Всего по данным 18 районов Кировской области, из 3 590 колхозов в 1938 г. сменились председатели в 810 колхозах (22,6%). Из них сняты за бездеятельность – 242 (30%), по личному желанию или домашним обстоятельствам – 218 (26%), освобождены по болезни – 73 (8,9%), сняты за растрату – 71 (8,7%), пьянку – 44 (5%) и т.д. [4, д. 349. Л. 45–46].

И все же, с учетом жесткой деятельности государства в конце 1920-х – первой половине 1930-х гг., когда крестьян репрессивными методами загоняли в колхозы, террора 1937 г., унесшего в регионах жизни тысяч человек, предвоенные годы были временем относительной стабилизации и смягчения политики государства в деревне. В результате чего реакция крестьянства в условиях стабилизации экономического положения, завершения массовой коллективизации, относительно мягкой политики государства была спокойной. В Кировской области за 1 год (с 1 июля 1939 г. по 1 июля 1940 г.) выбыло из колхозов 7 681 крестьянское хозяйство, в том числе исключено 4 030. За это же время вступило в колхозы 7504 крестьянских хозяйств, при этом общее количество крестьянских хозяйств в колхозах области составляло 335 536 крестьянских дворов [6, д. 276. Л. 155]. Все это позволяет говорить о стабилизации численности колхозников и отсутствии резкого массового недовольства крестьян репрессивной деятельностью государства.

Начавшаяся Великая Отечественная война завершила очередной этап взаимоотношений государства и крестьянства, обозначив резкое обострение обстановки в деревне и нарастание новых репрессий. Некоторое смягчение политики властей прекратилось и возобновилось только после войны.

Литература

  1. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф.Р-2169. оп. 1.
  2. Государственный архив социально-политической истории Кировской области (далее ГАСПИКО). Ф. 1255. Оп.1.
  3. ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 1.
  4. ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 2.
  5. ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 4.
  6. ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 6.
  7. Центр документации новейшей истории Удмуртская Республика (ЦДНИ УР). Ф. 16. Оп. 1.

References

  1. Gosudarstvennyj arhiv Kirovskoj oblasti (GAKO). F.R-2169. op. 1.
  2. Gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii Kirovskoj oblasti (dalee GASPIKO). F. 1255. Op.1.
  3. GASPIKO. F. 1290. Op. 1.
  4. GASPIKO. F. 1290. Op. 2.
  5. GASPIKO. F. 1290. Op. 4.
  6. GASPIKO. F. 1290. Op. 6. Centr dokumentacii novejshej istorii Udmurtskaja Respublika (CDNI UR). F. 16. Op. 1.